Неточные совпадения
Признав этих лиц за Русских, Кити уже
начала в своём воображении составлять о них прекрасный и трогательный
роман.
Герой
романа уже
начал достигать своего английского счастия, баронетства и имения, и Анна желала с ним вместе ехать в это имение, как вдруг она почувствовала, что ему должно быть стыдно и что ей стыдно этого самого.
В
начале моего
романа(Смотрите первую тетрадь)
Хотелось вроде мне Альбана
Бал петербургский описать;
Но, развлечен пустым мечтаньем,
Я занялся воспоминаньем
О ножках мне знакомых дам.
По вашим узеньким следам,
О ножки, полно заблуждаться!
С изменой юности моей
Пора мне сделаться умней,
В делах и в слоге поправляться,
И эту пятую тетрадь
От отступлений очищать.
Ужель та самая Татьяна,
Которой он наедине,
В
начале нашего
романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где всё наруже, всё на воле,
Та девочка… иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я
начал мой
роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет
романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К
началу жизни молодой.
Замолчали, прислушиваясь. Клим стоял у буфета, крепко вытирая руки платком. Лидия сидела неподвижно, упорно глядя на золотое копьецо свечи. Мелкие мысли одолевали Клима. «Доктор говорил с Лидией почтительно, как с дамой. Это, конечно, потому, что Варавка играет в городе все более видную роль. Снова в городе
начнут говорить о ней, как говорили о детском ее
романе с Туробоевым. Неприятно, что Макарова уложили на мою постель. Лучше бы отвести его на чердак. И ему спокойней».
Она даже
начала было рассказывать ему какой-то
роман, но Клим задремал, из всего
романа у него осталось в памяти лишь несколько слов...
— Да, голубчик, я влюбчива, берегись, — сказала она, подвинувшись к нему вместе со стулом, и торопливо, порывисто, как раздевается очень уставший человек,
начала рассказывать: — У меня уже был несчастный
роман, — усмехнулась она, мигая, глаза ее как будто потемнели.
Бывали дни, когда она смотрела на всех людей не своими глазами, мягко, участливо и с такой грустью, что Клим тревожно думал: вот сейчас она
начнет каяться, нелепо расскажет о своем
романе с ним и заплачет черными слезами.
— «Люди любят, чтоб их любили, — с удовольствием
начала она читать. — Им нравится, чтоб изображались возвышенные и благородные стороны души. Им не верится, когда перед ними стоит верное, точное, мрачное, злое. Хочется сказать: «Это он о себе». Нет, милые мои современники, это я о вас писал мой
роман о мелком бесе и жуткой его недотыкомке. О вас».
Как раньше, Любаша
начала устраивать вечеринки, лотереи в пользу ссыльных, шила им белье, вязала носки, шарфы; жила она переводами на русский язык каких-то
романов, пыталась понять стихи декадентов, но говорила, вздыхая...
Редко судьба сталкивала его с женщиною в обществе до такой степени, чтоб он мог вспыхнуть на несколько дней и почесть себя влюбленным. От этого его любовные интриги не разыгрывались в
романы: они останавливались в самом
начале и своею невинностью, простотой и чистотой не уступали повестям любви какой-нибудь пансионерки на возрасте.
И Райский развлекался от мысли о Вере, с утра его манили в разные стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи в домашнем гнезде, новые лица, поле, газета, новая книга или глава из собственного
романа. Вечером только
начинает все прожитое днем сжиматься в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
Райский по утрам опять
начал вносить заметки в программу своего
романа, потом шел навещать Козлова, заходил на минуту к губернатору и еще к двум, трем лицам в городе, с которыми успел покороче познакомиться. А вечер проводил в саду, стараясь не терять из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку в роще.
Потом со вздохом спрятал тетрадь, взял кучку белых листков и
начал набрасывать программу нового своего
романа.
— В Веру, — продолжал Марк, — славная девочка. Вы же брат ей на восьмой воде, вам вполовину легче
начать с ней
роман…
Я
начал уже сам сочинять их
роман: думал, не застали ли их где-нибудь уединенно гуляющих, или перехватили письмо, в коем сказано: «люблю, мол, тебя» — или раздался преступный поцелуй среди дуэтов Россини и Беллини.
— Ну, ты после потопа родился и сочиняй свои драмы и
романы, а нам не мешай!
Начни ты, Марфенька, а ты, Вера, послушай! Потом, когда Марфенька устанет, ты почитай. Книга хорошая, занимательная!
Другой «пророк» прочел
начало его
романа и пригласил Райского к себе.
Жаль, что ей понадобилась комедия, в которой нужны и
начало и конец, и завязка и развязка, а если б она писала
роман, то, может быть, и не бросила бы.
Особенно счастлив я был, когда, ложась спать и закрываясь одеялом,
начинал уже один, в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без единого от них звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть до открытия «идеи», когда все мечты из глупых разом стали разумными и из мечтательной формы
романа перешли в рассудочную форму действительности.
Мы
начали наш
роман, и пусть нам дадут его докончить.
И потому ему хотелось
начать и кончить раньше заседание нынешнего дня с тем, чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну, с которой у него прошлым летом на даче завязался
роман.
Действие этого иррационального
начала создает непредвиденное и неожиданное в нашей политике, превращает нашу историю в фантастику, в неправдоподобный
роман.
Об этом я теперь распространяться не стану, тем более что много еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями, без которых мне и
романа начать невозможно.
Я бы, впрочем, не пускался в эти весьма нелюбопытные и смутные объяснения и
начал бы просто-запросто без предисловия: понравится — так и так прочтут; но беда в том, что жизнеописание-то у меня одно, а
романов два.
Здесь не место
начинать об этой новой страсти Ивана Федоровича, отразившейся потом на всей его жизни: это все могло бы послужить канвой уже иного рассказа, другого
романа, который и не знаю, предприму ли еще когда-нибудь.
Я
начал писать
романы философского направления.
Свой
роман он
начал эффектным бредом больного.
Первая книга, которую я
начал читать по складам, а дочитал до конца уже довольно бегло, был
роман польского писателя Коржениовского — произведение талантливое и написанное в хорошем литературном тоне. Никто после этого не руководил выбором моего чтения, и одно время оно приняло пестрый, случайный, можно даже сказать, авантюристский характер.
Роман, признанный катехизисом нигилизма, был оклеветан представителями правого лагеря,
начали кричать о его безнравственности те, кому это менее всего было к лицу.
Словом, решено было основать тот «общественный дом», в котором Розанов встретил Лизу в
начале третьей книги этого
романа.
— Герои
романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном развода; но так как во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в чем бы то ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями
начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец
начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
С Вихровым продолжалось тоскливое и бессмысленное состояние духа. Чтобы занять себя чем-нибудь, он
начал почитывать кой-какие
романы. Почти во все время университетского учения замолкнувшая способность фантазии — и в нем самом вдруг
начала работать, и ему вдруг захотелось что-нибудь написать: дум, чувств, образов в голове довольно накопилось, и он сел и
начал писать…
— Я к вам писал, —
начал Павел несколько сурово (ему казался очень уж противен Салов всеми этими проделками), — писал, так как вы сочинили комедию, то и я тоже произвел, но только
роман.
«Что же, говорю, ты, значит, меня не любишь, если не женишься на мне и держишь меня, как мышь какую, — в мышеловке?» А он мне, знаете, на эту Бэлу — черкешенку в
романе Лермонтова —
начнет указывать: «Разве Печорин, говорит, не любил ее?..
Вихров весь этот разговор вел больше механически, потому что в душе сгорал нестерпимым желанием поскорее
начать чтение своего
романа Клеопатре Петровне, и, только что отпили чай, он сейчас же сам сказал...
Трудно представить себе, что может произойти и на что может сделаться способен человек, коль скоро обиженное и возбужденное воображение его усвоит себе какое-нибудь убеждение, найдет подходящий образ. Генерал глубоко уверовал, что Анпетов негодяй, и сквозь призму этого убеждения
начал строить его жизнь. Само собой разумеется, что это был вымышленный и совершенно фантастический
роман, но
роман, у которого было свое незыблемое основание и который можно было пополнять и варьировать до бесконечности.
Таким образом, и княжна очень скоро
начала находить весьма забавным, что, например, вчерашнюю ночь Иван Акимыч, воротясь из клуба ранее обыкновенного, не нашел дома своей супруги, вследствие чего произошла небольшая домашняя драма, по-французски называемая roman intime, [интимный
роман (франц.).] а по-русски потасовкой, и оказалось нужным содействие полиции, чтобы водворить мир между остервенившимися супругами.
Она
начала жить в каком-то особенном мирочке, наполненном Гомерами, Орасами [Орас — герой одноименного
романа французской писательницы Жорж Санд (1804—1876...
В чистый понедельник Петр Михайлыч, сходив очень рано в баню, надевал обыкновенно самое старое свое платье, бриться
начал гораздо реже и переставал читать
романы и журналы, а занимался более чтением ученых сочинений и проповедей.
— Опять — умрет! — повторил с усмешкою князь. — В
романах я действительно читал об этаких случаях, но в жизни, признаюсь, не встречал. Полноте, мой милый! Мы, наконец, такую дребедень
начинаем говорить, что даже совестно и скучно становится. Волишки у вас, милостивый государь, нет, характера — вот в чем дело!
В
начале 1861 года (цензурное разрешение 5 декабря 1860 года) в 3-м томе «Сочинений А.Ф.Писемского», изданных Ф.Стелловским,
роман был напечатан в третий раз.
В другой раз Марья Михайловна усядется за свой нескончаемый шарф и
начнет вздыхать, нюхать табак и перебирать костяными спицами или углубится в чтение французского
романа.
В то время только
начинали появляться Монтекристы и разные «Тайны», и я зачитывался
романами Сю, Дюма и Поль де Кока.
Помню, что в одном из прочитанных мною в это лето сотни
романов был один чрезвычайно страстный герой с густыми бровями, и мне так захотелось быть похожим на него наружностью (морально я чувствовал себя точно таким, как он), что я, рассматривая свои брови перед зеркалом, вздумал простричь их слегка, чтоб они выросли гуще, но раз,
начав стричь, случилось так, что я выстриг в одном месте больше, — надо было подравнивать, и кончилось тем, что я, к ужасу своему, увидел себя в зеркало безбровым и вследствие этого очень некрасивым.
Н.И. Пастухов оказался прав. Газету разрекламировали. На другой день вместе с этим письмом
начал печататься сенсационный
роман А. Ив. Соколовой «Новые птицы — новые песни», за ее известным псевдонимом «Синее домино».
Н.И. Пастухов
начал печатать своего «Разбойника Чуркина» по порядку протоколов, сшитых в деле, украшая каждый грабеж или кражу сценами из старых разбойничьих
романов, которые приобрел у букинистов, а Ваську Чуркина преобразил чуть ли не в народного героя и портрет его напечатал.
Слабое место состояло в том, что Андрей Антонович дал маху с самого
начала, а именно сообщил ему свой
роман.